Василий Головачев - Человек боя [И возмездие со мною]

Панкрат взял у него бинокль, высунулся из-за елового молодняка на пригорке, откуда склад ГСМ был виден как на ладони.

Территория склада, обнесенная двумя рядами колючей проволоки, была невелика – сто на сто метров, и вмещала всего четыре штабеля металлических бочек, три цистерны, одна из которых была врыта в землю, небольшой автопарк в четыре военных заправщика, плюс старенький «газик» по прозвищу «козел» и две новенькие машины: «Газель» и «бычок». Кроме того, здесь имелись: караульное помещение, вышка с часовым, небольшое кирпичное строение без окон, низкий деревянный барак и совсем маленький, на две комнаты, домик комендатуры, где жил комендант склада, пожилой старлей. Мотоциклы «гаишника» и его приятелей стояли возле этого домика.

– Часовых трое, – пробубнил Родион в спину Панкрата. – Один на вышке, двое у ворот. Контингент еще тот – все в дымину! Можно брать голыми руками. Смена дожидается своего часа в караулке – трое. Двое водил ковыряются в моторах на площадке. Кроме коменданта, в его халупе находятся две женщины. Плюс мотоциклисты.

Панкрат передал бинокль Крутову.

– Поразмяться с девочками приехали. Непостижимо высоки ндравы в родной армии! Что скажешь, Лукич?

– Никакой стрельбы! – тихо сказал Егор. – Эти пацаны не виноваты.

– Обижаешь, полковник, – развел руками Воробьев. – Возьмем всех без шуму и пыли, тихо и живыми. Мы еще не озверели до степени противника. И я далеко не убежден, что в клетку попались те самые птички, что грабили твою деревню.

– Солдаты – твои, мотоциклисты – мои.

– Как скажешь, начальник. – Панкрат, не глядя на подчиненных, поднял вверх ладонь и сжал ее в кулак. Жест этот был понятен всем, в том числе и Крутову. Началась операция захвата часовых.

В другое время Панкрат дождался бы темноты и разоружил солдат в секунды, но в нынешнем положении не было уверенности, что приезжие останутся здесь до ночи, приходилось действовать днем, уповая только на выучку «мстителей».

Всего отряд Воробьева насчитывал девять человек, включая и разведчиков-наблюдателей. Однако малая численность состава компенсировалась профессионализмом каждого члена отряда, каждый из них когда-то работал в органах или был ветераном спецслужб. Двое из них, одетые в пятнистые спецкостюмы, спустились к реке и вплотную подобрались к вышке с часовым, который изредка присасывался к бутылке пива, делал три-четыре шага по периметру своей «мечети» и садился на пол. Еще трое подползли к проволочным воротам с красными звездами на створках. Где-то на задворках склада тарахтел движок, взревывал двигатель одного из заправщиков, что облегчало задачу.

Часовых сняли за несколько секунд.

Ударом ноги Барков распахнул ворота, сорвав замок, а его напарники мгновенно скрутили обалдевших солдат, находившихся в состоянии опьянения и не успевших сообразить, что происходит, заткнули им рты и связали. В то же самое мгновение те, кто стерег часового на вышке, дождались, когда он встанет на ноги, чтобы «обозреть окрестности», и одновременно метнули самодельные игадама[15], в качестве которых использовались трехсантиметровые стальные шарики, вынутые из шарикоподшипников нефтенасосных механизмов. Метили, конечно, не в голову – такой шарик мог свободно убить человека, – а в шею, но промахнулись: один шарик попал в плечо часового, другой в челюсть. Правда, этого оказалось достаточно, часовой отшатнулся, сломал перила вышки и кувыркнулся вниз. Остальная команда Воробьева точно так же технично и тихо обезоружила сменное отделение охраны и успокоила водителей, копавшихся у своих машин. Вся операция по захвату территории склада длилась четыре минуты. Крутов вынужден был признать, что его «витязи» вряд ли сработали бы лучше. Никто из охраны, руководства и гостей склада ГСМ не ожидал нападения. Они были хозяевами здешних лесов и болот и никого не боялись.

К домику комендатуры Панкрат и Егор подкрались с двух сторон, стали по обе стороны двери, прислушиваясь. Из одной комнаты доносились понятные всем стоны и охи: там занимались любовью сразу две пары. В другой разговаривали двое мужчин, с хохотом перебивая друг друга.

– И тут она нагибается, – басил один, – и я вижу трусики красного цвета. Представляешь?

– Такая строгая дама, жена полковника – и в красных? – визгливо отвечал второй. – Никогда бы не подумал. Ну а ты что?

– А я делаю вид, что поднимаю с пола авторучку, и разглядываю ее задницу…

– Счастливые люди, – раздвинул губы в презрительной полуулыбке Панкрат. – Какие красоты природы они видели! И как умеют их описать!

Крутов легонько толкнул оказавшуюся незапертой дверь и вошел в помещение. Двое собеседников, сидевших за столом с початыми бутылками водки и закусками, замолчали и вытаращились на него. Один был толстый и обрюзгший, с жабьим лицом, с залысинами и редкими волосами на круглой голове; на нем мешком сидела кургузая полевая армейская куртка с погончиками старшего лейтенанта. Видимо, он и представлял собой местную власть, коменданта.

Второй щеголял в мундире инспектора ГАИ, и Крутов сразу узнал в нем морщинистого стража зоны, встреченного им с Лизой во время похода за грибами. Этот был опытней и намного опасней хозяина, заведующего охраной и выдачей горюче-смазочных материалов. Одно мгновение он переводил взгляд с Крутова на вошедшего следом Панкрата и вдруг метнулся к автомату, стоящему в углу помещения.

До автомата дотянуться он не успел, наткнувшись лицом на ногу Крутова. Удар отбросил его к столу, зазвенела сбитая на пол посуда.

Комендант склада привстал было со стула, багровея и силясь сообразить, что происходит, открыл рот. Егор навел на него указательный палец и сказал:

– Сидеть!

Старший лейтенант закрыл рот и сел.

Крутов шагнул вперед и перехватил выпад «гаишника», целившегося носком сапога ему в колено. Ответил рубящим блоком и хлестко шлепнул его ладонью по уху. Охнув, морщинистолицый ударился спиной о стену и, зажав рукой ухо, остался в таком положении, глядя на гостей мрачным, но отнюдь не испуганным, волчьим взором.

Звуки горячей любви за стеной стихли.

– Я сейчас, – шагнул к двери в комнату Панкрат.

Мгновение там стояла тишина, потом раздался удар, грохот, треск, звон стекла и визг женщин. Одна из них, совершенно голая, вылетела в первую комнату со столом, оглядела всех присутствующих расширенными глазами и метнулась обратно.

– Тихо! – рявкнул Панкрат.

Визг и крики стихли.

– Лечь и молчать!

Шорох простынь, поскуливание, стон кроватей и тишина. Воробьев вышел из спальни с двумя автоматами, пистолетом и дубинками, собрал остальное оружие, кивнул.